ФРАКИЙСКИЙ СУБСТРАТ В АНТИЧНЫХ КОЛОНИЯХ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

Сергей Крыкин (THRACIA, 8, pp. 58-83, Аcademia Litterarum Bulgarica, Serdicae, 1988)

1.

Приступая к изучению реликтов фракийских этносов на территории Северного Причерноморья в античную эпоху, важно выявить основные этнодифференцирующие признаки, характерные для данного этнокультурного массива. Это необходимо, поскольку фракийское влияние на сформировавшуюся На основе эллинской античную цивилизацию Северного Причерноморья всегда было второстепенным из-за значительного перевеса племен иранского происхождения. Попадая в среду эллинского или эллинизированного населения и отрываясь таким образом от собственной этнической среды, восточно-балканский субстрат подвергался быстрой ассимиляции. В городах он никогда не превышал нескольких процентов и был представлен в гражданских общинах только в поздние эпохи, по мере отрыва от метрополий и старых греческих центров и по мере того как усиливалось давление со стороны варварского окружения. При этом решающую роль сыграло приобщение к эллинистической культуре и формирование особого этнического самосознания. Греческий язык и собственно греческое служили доминантой при взаимодействии с соседями-варварами. Так, при глубокой синкретизацни элементов античной греко-малоазийской культуры колоний Боспора, с одной стороны, и традиций местных племен, с другой, к I в. н. э. происходит известная унификация вещевого комплекса в сельских районах европейской части Боспорского царства. Населяли их, однако, боспорские греки, а не какой-то новосформировашийся этнос, так что особенности культурного плана здесь следует считать не этнодифференцнрующими, а этнографическими [1].

Этнографы выделяют три основных варианта этнических отношений, которые могут возникнуть после переселения или завоевания: во-первых, ассимиляция одного этноса другим; во-вторых, сосуществование различных этносов; в-третьих, сложение нового этноса [2]. В эпоху античности в Северном Причерноморье наблюдались именно первые два варианта. Было высказано мнение о сарматизации позднеантичного Боспора, однако не в виде этнического проникновения и смешения, а в виде постепенной конвергенции культур, в результате которой сложился и новый вещевой комплекс [3]. Между тем, важнейшим признаком этноса является язык, и игнорировать фиксируемые глоттогенетические изменения недопустимо. Тот факт, что варвары восприняли греческий язык и даже письменность, свидетельствует об их подчиненности эллинскому адстрату. В наибольшей степени это касается городов, а именно они, как известно, определяли облик античного общества. Варварские города (вроде Неаполя Скифского) появились в подражание греческим, но их зпиграфика крайне бедна, и это отнюдь не случайно. И Геродот, и Дион Хрисостом писали о греческой Ольвии, хотя этнокультурный облик города после гетского разгрома резко изменился в сторону варваризации. Что касается территорий хоры, то здесь находки эпиграфических памятников крайне редки, варварский субстрат более живуч, и только специфические элементы вещевого комплекса позволяют уловить его. Однако было бы неправомерно рассматривать хору отдельно от античного города.

Греки появились на северном берегу Понта и начали основывать там свои колонии не позднее конца VII в. до н. э. С начала эпохи колонизации до III—IV в. включительно заметны следы спорадического пребывания фракийских племен Балкан и Малой Азии или же следы их опосредствованного влияния, осуществлявшегося через города Западного и Юго-Западного Причерноморья. Об этом говорят прежде всего находки характерной лепной керамики, просопография и некоторые памятники культового характера. Поскольку фракийцы являются автохтонным населением большей части Балканского полуострова, а континуитет этого этнокультурного массива прослеживается еще с эпохи неолита [4], то древняя материальная культура фракийцев сохранила немало общих черт. Особым единством отличается керамический комплекс [5]. Северофракийская (гетская) керамика, ее распространение на восток в разные периоды истории Северного Причерноморья характеризует динамику этнических и культурных контактов населения Нижнего Подунавья и Северного Понта (рис. 1). В VIII—VI вв. до н. э. единственным зафиксированным доныне фракийским поселением (культура Басараби) на левом берегу Дуная близ его дельты является поселение у с. Орловка [6]. Очевидно, в эпоху греческой колонизации Северного Причерноморья оно было крайним восточным форпостом гетов. Что касается возникновения Никония, Тиры и Ольвии, то в их основании и развитии важную роль сыграли города Западного Понта, особенно Истрия и Аполлония. Вполне вероятно, что в новые полисы Северо-Западного Прнчерноморья проникла определенная часть фракийского населения из Истрии и ее хоры [7]. Эпиграфика эпохи колонизации северного побережья Понта представлена весьма скромно и не содержит варварских имен, однако анализ лепной керамики Березанн и Ольвии убедительно подтверждает участие фракиицев в этом процессе [8].


Рис. 1. Проникновение фракийцев в античные колонии Северного Причерноморья 1 — в архаическую эпоху: из Истрия я Подунавья или из Среднего Поднестровья; 2 - в IV—III вв. до к. э.: из Подунавья к р. Днестр к с этого рубежа инфильтрация вплоть до Ольбии, тогда же (в качестве наемников) через Западный Понт морем на Боспор; 3 — середина I в. до н.э.—III в. н.э.: из Поднестровья до нижнеднепровских скифских городищ, на Боспор морем из Западного Понта, в города Северо-Западного Причерноморья и Крыма в составе римских оккупационных войск (вексилляции дунайских легионов и вспомогательных войск из Мезии)

Ольвию и ее раннюю хору вместе с греками населяли „скифы" Среднего Поднепровья (жители лесостепей) и геты, а с начала VI в. до н. э. здесь появляются и обитатели северопонтийских степей [9]. В начале V в. до и. э. активизация степных племен приводит к исчезновению фракийского субстрата из ольвийской хоры, ускоряя тем самым его ассимиляцию в самом городе [10]. Недавно были высказаны аргументы в пользу участия групп гетского населения из Среднего Поднестровья в колонизации Нижнего Поднестровья [11]. Этому, однако, помешала скифская экспансия. Кстати, самая ранняя керамика скифов в районе Западного Понта датирована серединой VI в. до н. э. и происходит из Истрии и из расположенной поблизости Тариверды. С этой поры вплоть до IV в. до н. э., когда скифы укрепились в Добрудже, и до их отступления на северо-восток после гибели Атея граница скифо-фракийской этнокультурной интерференции определяла облик варварского хинтерланда [12]. Греческим колониям с самого начала не хватало рабочих рук. Но пока что трудно судить, были ли скифы и фракийцы с VI в. до н. э. рабами в эллинских городах, неполноправными сельскими поселенцами в хоре или кем-то вроде афинских метеков [13]. Стены вокруг городов появляются, однако, не сразу, ранняя хора заняла обширные территории, так как население северопонтийского побережья было немногочисленным, а соседние племена поначалу были настроены доброжелательно. Наличие скифской и гетской лепной керамики на поселениях хоры вместе с керамикой греческой отражает этап смешения эллинов, прибывших из античных центров, и привлеченных из хинтерланда варваров.

По количественному соотношению образцов в керамическом комплексе можно судить об этнический ситуации на каждом отдельном объекте. Так, на левом берегу Днестровского лимана, севернее Никония, в поселении Надлиманское III (VI—V в. до н. э.) среднее процентное соотношение между варварской скифской и фракийской керамикой составляет 80 к 20 [14], гетская же керамика местами вообще не представлена [15]. При этом греческая керамика по количеству превосходит лепную варварскую керамику в соотношении 70 к 30, а на подобных объектах Беляевка I и Маяки IV, расположенных севернее, такое соотношение равно 60 к 40. Рядом, в поселении Надлиманское IV почти 75% сосудов составляют скифские, греческой керамики мало, а гетской почти нет. Таким образом, при всей сложности этнокультурной амальгамы анализ вещевого комплекса в сочетании с другими особенностями позволяет обрисовать этническую структуру населения хоры античного города [16]. Результаты последних археологических раскопок и разведочных работ определили 14 поселений конца VI—первой трети V в. до н. э. и городище Никоний, тогда как на правобережье лишь в Тире известны разрозненные находки этого времени [17]. Следы пребывания гетов в столь раннюю эпоху отмечены в поселениях Надлиманское III, Надлиманское VI, Маяки IV, Беляевка I и далее на север вдоль побережьяГраденицы III и Слободзея [18], лежащая на пути в Среднее Поднестровье, где жили гетские племена [19] (территория совр. Молдавии). Варварский субстрат в античном Никонии был немногочисленным об этом свидетельствуют немногие находки характерной лепной керамики в ранних слоях городища [20]. В первые века своего существования Тира и Никонии были очень тесно связаны с Истрией и являлись, вероятнее всего, ее апойкиями. В хоре среди варваров заметно преобладали скифы, но выше по восточному берегу Днестра ощутимее сказывалось гетское влияние.

В IV в. до н. э. произошли события, сильно повлиявшие на жизнь античных поселений в Нижнем Поднестровье. Значительные массы северных фракийцев сместились на северо-восток. В IV—III вв. главной границей между скифами и гетами на юге становится Днестр [21]. На правом берегу Днестровского лимана, вокруг Тиры, появляются многочисленные гетские селища, а большое укрепленное городище у с. Пивденное рассматривается даже как варварское городище [22]. Это однослойное поселение IV—III в. до н. э., расположенное в 17 км к северу от Тиры и основательно исследованное [23]. Любопытно, что по количеству фрагментов варварская лепная керамика формально составляет лишь 8% от греческой, но если рассматривать только ручки и ножки амфор (без стенок), то удельный вес местной керамики возрастает почти до половины общего количества [24]. Среди 3900 фрагментов варварской керамики более 64% составляет гетская. Такое соотношение показательно для правобережья Нижнего Поднестровья, тогда как на левом берегу встречаются и скифские, и фракийские формы, хотя скифские явно преобладают. На объектах у с. Николаевка и с. Надлиманское, к примеру, количество скифской посуды достигает 75 % [25]. Что касается античной Тиры, то, согласно предварительным подсчетам Т. Л. Самойловой, здесь, как и на всем правом берегу Днестровского лимана, гетские лепные образцы преобладают над скифскими, причем соотношение между ними составляет примерно 76:24.

В Роксоланском городище (античный Никонии) в пластах второй половины IV и III вв. до н. э. резко возрастает количество лепных сосудов [26], имеющих аналогии среди керамики низовий Южного Буга, Днепра и Подунавья. Изменилось также соотношение типов скифской и фракийской керамики: сначала преобладали первые, затем, минуя фазу динамического сосуществования, обозначилось превосходство гетских образцов, которые в первые столетия новой эры становятся господствующими [27]. Это означает, что восточно-балканский субстрат постоянно пополнялся извне и после походов Биребисты это пополнение стало еще более ощутимым. Основным варварским компонентом населения Никония исследователи считают гетов, которые с IV в. до н. э. активно участвуют наряду со скифами в варваризации города. Тогда же этот процесс затронул и Тиру, куда в IV—III вв. до н. э. проникают северофракийские типы лепной керамики [28]. Позднее античные полисы Северо-Западного Причерноморья переживают трудные времена и в середине I в. до н. э. попадают под власть гетов. Только тогда присутствие фракийского субстрата в возрожденных городах становится весомым и заметным. Даже с приходом римских оккупационных войск из Подунавья этническая ситуация не изменяется. Это подтверждает тот факт, что в Орловке [29] и в Тире [30] гетская керамика благополучно сосуществует с привозной римской. В III—IV вв. племена черняховской культуры захватили все территории возле Тиры. После ухода римлян город существовал не менее ста лет (послеготский период), и при полном господстве черняховской керамики и позднеантичных амфор в нем, кроме лепной сарматской посуды, попадаются и поздние гетские образцы [31].

Во второй половине III в. до н. э. жизнь во многих поселениях на Днестровском лимане постепенно замирает. Во II в. до н. э. продолжают существовать только два гетских поселения Затока I (на правом берегу) и Граденицы I (на левом). Скифское же поселение Надлиманское VI в III—II вв. до н. э. переживает новый расцвет [32]. Гетская керамика в это время продолжает поступать в Тиру. Едва ли со II в. до н. э. до эпохи Биребисты можно считать низовья Днестра границей между землями фракийцев и скифов и связывать приток групп гетского населения в Ольвию и на Березань в IV—III вв. до н. э. только с Истрией [33]. Кстати, инфильтрация лепной северофракийской керамики в Нижнее Побужье продолжается и в конце III — первой половине I в. до н. э. [34] Можно предположить, что небольшая часть гетского населения Поднестровья отрывается от своего этнического массива и смещается дальше на восток. Типичная фракийская керамика второй половины IV—первой половины III в. до н. э., отличающаяся характерной манерой производства, в незначительных количествах обнаружена близ нынешней Одессы, т. е. в зоне между устьями Днестра и Южного Буга [35].

В то время как в конце VII—VI вв. до и. э. фракийская керамика засвидетельствована в Ольвии и на Березани, а также в Ольвийской хоре (поселения Бейкуш у Широкой балки и близ с. Кабарги [36]), то в слоях V — первой половины IV в. до н. э. гетская посуда не обнаружена, поскольку в это время хора была частично подавлена натиском скифов. Во второй половине IV—III вв. до н. э. керамика фракийского типа снова отмечена в Ольвии и на Березани [37]. Тогда же ощущается слабое влияние гетской керамики на скифскую: в Каменском городище наблюдается использование фракийских орнаментальных мотивов [38]. Характерное восточно-балканское влияние со II в. до н. э. начинает сказываться на материальной культуре позднескифских городищ на Нижнем Днепре. Правда, как следствие обычной культурной инфильтрации без этнического проникновения, гетские формы и способы орнаментации часто использовались эклектически, иными были также пропорции и отделка [39]. Вместе с тем, однако, наблюдались и другие признаки вероятного присутствия выходцев из Подунавья во II в. до н. э. — II в. н. э. [40] (например, „коньки" и домашние жертвенники). Когда в IV— III вв. до н. э. главной границей между землями скифов и гетов на юге был Днестр, следы незначительного фракийского влияния замечены в поселениях, расположенных между Днестром и Южным Бугом, в Ольвии и на Березани. После поражения Атея скифы все дальше отступают на восток, унося с собой заимствованные черты фракийской культуры и, вероятно, уводя небольшую часть местного гетского населения из Добруджи [41].

Именно в этот период начинается усиленное культурное взаимовлияние скифской и фракийской цивилизаций (при известном перевесе первой). Этот процесс коснулся прежде всего предметов вооружения, конской упряжи и отчасти --торевтики. Начавшаяся немного позже активная седентеризация скифов способствовала внедрению некоторых типов керамики в традиции прочных этнокультурных связей с Подунавьем. Тезис об отсутствии фракийской керамики в скифских степных памятниках, которому противоречит наличие таковой в скифских поселениях на левобережье Днестровского лимана, говорит больше о специфике культуры кочевников, где западное влияние могло проявляться иначе. После создания позднескифских городов инфильтрация образцов лепной керамики гетов происходит сразу, причем не только в зоне возможного этнического соприкосновения. Нижнеднепровские городища представляли собой оборонительную линию позднего скифского царства со столицей в Неаполе.

Гето-дакийское влияние ошущалось в Крыму гораздо слабее, чем в низовьях Днепра [42], но бесспорно имело место. Налепной орнамент, шишечки, выступы и особенно дуговидные ручки-упоры во II—III в. до н. э. были широко распространены на лепной керамике Нижнего Поднепровья, скифских городищ Крыма, на Боспоре и в Пантикапее, Феодосии, Тиритаке, Илурате и Нимфее [43]. Крупные корчаги с налепными дугами или шишечками появились в Неаполе Скифском уже в пору основания города на рубеже III—II в. до н. э. [44], но только во II—III вв. экономические и культурные связи скифского Крыма с Поднепровьем и западными соседями царства становятся настолько заметными, что в Неаполе утверждаются свыше десяти типов фракийской лепной посуды. Причем формы, бытовавшие в гето-фракийском Поднестровье в IV—II в. до н. э., в низовьях Днепра употреблялись в III в. до н. э. Н в. н. э., а в Неаполе они представлены в основном в слоях II—III в. н. э. [45] В позднеэллинистическую эпоху в скифском Крыму появились, а затем, в первые столетия новой эры, и распространились знаменитые очажные подставки-„коньки" [46]. Эти предметы хорошо известны в приднепровских городищах Гавриловском, Любимовском и особенно в Золотой Балке [47]. Никто из исследователей не сомневается в том, что это явление следует трактовать как результат ощутимого влияния в регионе гето-фракийских соседей. Когда в позднескифском селище Алма-Кермен, южнее Неаполя, на полу в центре большой постройки, где в конце II—начале III вв. размещалась вексилляция XI Клавдиева легиона, был обнаружен глиняный жертвенный столик высотой 10— 15 см [48], то поначалу его сочли фракийским [49]. Однако позже та же исследовательница [50], отметив подобные домашние жертвенники и в городище Чайка, сделала вывод об их скифской принадлежности и самобытности. После гетского нашествия в Северо-Западное Причерноморье фракийская керамика засвидетельствована также на северо-западном побережье Крыма, тогда как на юго-западе(Усть-Альминское, Алма-Кермен) она встречается редко и вовсе исчезает по мере приближения к владениям Херсонеса [51].

[Next]
[Back]



1. К о р п у с о в а, В. Н. Некрополь Золотое. Киев, 1983, с. 96; К вопросу об этнографических особенностях населения европейского Боспора римского времени. — В: Проблемы античной истории и классической филологии. Тезисы научных докладов конференции. Харьков, 1980, 25—26; Л а п и н, В. В. О принципах этнизации в решении проблематики взаимоотношений местного и греческого. — В: Местное население Причерноморья. Тбилиси, 1979, с. 41 — срв. прежде иное утверждение: К о р п у с о в а, В. Н. Об этнической принадлежности сельского населения европейского Боспора.— В: Античные государства Северного Причерноморья и варварский мир. Л. 1973, 18—19; Некрополи сельского населения европейского Боспора (II в. до н. э.—IV в. н. э.). (Автореф. канд. дисс.). Киев, 1975, с. 17.

2. А л е к с е е в, В. П.,. Ю. В. Б р о м л е й. К изучению роли переселения народов в формировании новых этнических общностей. — СЭ, 1968, 2, 35—45.

3. К о р п у с о в а, В. Н. Об этнической. . ., 13—17.

4. G е о г g i е v, G. I. Das Neolithikum und Chalkolithikum in der thrakischen Tiefebene (Sudbulgarien). Problеme des heutigen Forschungsstandes. — Thracia, I, 1972, 5—27.

5. Н и к у л и ц э, И. Т. Геты IV—III вв. до н. э. в Днестровско-Карпатских землях. Кишинев, 1977, 109—112: М е л юк о в а, А. И. Скифия и фракийский мир. М., 1979, с. 19,

6. Г о л о в к о, И. Д., Р. Д. Б о н д а р ь, А. Г. 3 а г и н а й л о. Археологические исследования у с. Орловка Белградского района Одесской области. — Краткие сообщения о полевых исследованиях Одесского государственного археологического музея за 1963 г. Одесса, 1965, 68—80.

7. М е л ю к о в а, А. П. Скифия.... с. 238, 182.

8. М а р ч е н к о, К. К. Фракийцы на территории Нижнего Побужья во второй половине VII—I вв. до н. э. — ВДИ, 1974, 2, 149—162; Лепная керамика Ольвии и Бе-резани. — В: Художественная культура и археология античного мира. М., 1976, 157—165.

9. Д о м а н с к и й, Я. В., Л. В. К о п е й к и н а, К. К. М а р ч е н к о. Из истории Нижнего Побужья в VII—V вв. до н. э. (Березань, Ольвия, ольв. округа). — В: Проблемы археологии. 2. Л., 1978, с. 75; В и и о г р а д о в, Ю. Г. Полис в Северном Причерноморье. — В: Античная Греция. I. M., 1983, с. 391.

10. М а р ч е н к о, К. К. Фракийцы. . . , с. 157; Д о м а и с к и й, Я. В. и др. , 181—182; Виноградов, Цит. соч., с. 78; М е л ю к о в а, А. И. Скифия. . . Ю. Г. Полис., с. 400.

11. О х о т н и к о в, С. Б. О характере греко-варварских взаимоотношений в Нижнем Поднестровье в VI—I вв. до н. э. — В: Ранний железный век Северо-Западного Причерноморья. Киев, 1984, 53—54.

12. М е л ю к о в а, А. И. Скифия. . . , с. 106, рис. 35, с. 139, рис. 36.

13. О т р е ш к о, В. М. З историii Ольвiйського полiса в IV—I ст. до н. э. — Археологiя, 37,Киiв, 1982, 38—40.

14. М е л ю к о в а, А. И. Поселение Надлиманское III на берегу Днестровского лимана. — В: Исследования по античной археологии Юго-Запада Украинской ССР. Киев, 1980, с. 18; Охотников, С. Б. Поселения VI—V вв. до н. э. в Нижнем Поднестровье. — В: Исследования по античной археологии Юго-Запада Украинской ССР. Киев, 1980, 91—92.

15. О х о т н и к о в, С. Б. Археологический комплекс из поселения Надлиманское III в Нижнем Поднестровье. В: Археологические памятники Северо-Западного Причерноморья. Киев, 1982, с. 131.

16. О х о т н и к о в, С. Б. О характере. . . , 57—59.

17. О х о т н и к о в, С. Б. Археологическая карта Нижнего Поднестровья в античную эпоху (VI—III вв. до н. э.). — В: Материалы по археологии Северного Причерноморья. Киев, 1983, 101—122.

18. М е л ю к о в а, А. И. Скифия. . . , считает стоянками кочевников, а не поселениями хоры.

19. О х о т н и к о в, С. Б. О характере. ... с. 54.

20. К у з ь м е н к о, В. И., М. С. С и н и ц ы н. Лепная посуда (Роксоланское городище). — Материалы по археологии Северного Причерноморья, 5. Одесса, 1966, с. 72; П р у г л о, В. И. Тира, Никонии и поселения Нижнего Поднестровья и Подунавья. — В: Античные государства Северного Причерноморья. М., 1984, с. 29.

21. М е л ю к о в а. А. И. К вопросу о границе между скифами и гетами. — В: Древние фракийцы в Северном Причерноморье (=МИА, 150). М., 1969, 61—80.

22. Н и к у л и ц э, И. Т. Цит. соч., с. 12 сл.

23. С а л ь н и к о в, А. Г. Раскопки поселения IV—II вв. до н. э. у с. Пивденное в 1960 г. — Краткие сообщения о полевых исследованиях Одесского государственного археологического музея за 1960 г. Одесса, 1961, 45—50; Здание „А" на поселении у с. Пивденное. — Краткие сообщения о полевых исследованиях Одесского государственного археологического музея за 1961 г. Одесса, 1963, 20—26; Итоги полевых исследований у с. Пивденное (1960—1962 гг.). — Материалы по археологии Северного Причерноморья, 5. Киев, 1966, 176—226.

24. Т а м  ж е, 192—193.

25. М е л ю к о в а, А. И. Население Нижнего Поднестровья в IV—III вв. до н. э. — В: Проблемы скифской археологии. М., 1971, 44—45.

26. С и н и ц ы н, М. С. Раскопки городища возле с. Роксоланы Беляевского района Одесской области в 1957—1961 гг. — В: Материалы по археологии Северного Причерноморья, 5, 1966, с. 49.

27. Т а м  ж е, с. 49; К у з ь м е н к о, В. И., М. С. С и н и ц ы н. Цит. соч., с. 72.

28. Ф у р м а н с к а я, А. И. Исследование Тиры. — Краткие сообщения о полевых исследованиях Одесского государственного археологического музея за 1962г. Одесса, 1964, с. 59; Раскопки Тиры в 1962—1963 гг. — В: Античная Тира и средневековый Белгород. Киев, 1979, с. 8, 12.

29. Г о л о в к о, И. Д. и д р. Цит. соч., с. 71 и сл.; Б о н д а р ь, Р. Д. Городище у с. Орловка. — В: Античные государства Северного Причерноморья. М., 1984, с. 32.

30. К р ы ж и ц к и й, С. Д., И. Б. К л е й м а н. Раскопки Тиры в 1963 и в 1965—1976 гг. — В: Античная Тира и средневековый Белгород. Киев, 1979, 32—33.

31. Т а м  ж е, с. 48.

32. О х о т н и к о в, С. Б. Археологическая карта. . . , с. 105, 108, 113; М е л ю к о в а, А. И. К вопросу. . . , 77—78; Скифия . . , с. 163.

33. Т а м  ж е, с. 238.

34. М а р ч е н к о, К. К. Фракийцы. . . , с. 160.

35. Д и а м а н т, Э. И. Лепная керамика античных поселений побережья Одесского залива IV—III вв. до н. э. — В: Ранний железный век Северо-Западного Причерноморья. Киев, 1984, с. 133 и сл.

36. М а р ч е н к о, К. К. Фракийцы. . ., 149—158, рис. 3, 4; Лепная керамика. . ., 157-165.

37. М а р ч е н к о, К. К. Фракийцы. . . , 157—159.

38. М е л ю к о в а, А. И. Скифия. . . , с. 182.

39. Марченко, К. К. Фракийцы. . . , с. 160.

40. П о г р е б о в а, Н. Н. Позднескифские городища на Нижнем Днепре. — МИА, 64, 1958, с. 246; В я з ь м и т и н а, М. И. Фракийские элементы в культуре населения городищ Нижнего Днепра. — В: Древние фракийцы в Северном Причерноморье (==МИА, 150). М., 1969, 119—134.

41. М е л ю к о в а, А. И. Скифия. . . , 238—244 — о скифах в Добрудже.

42. Ш у л ь ц, П. Н. Позднескифская культура и ее варианты на Днепре и в Крыму. — В: Проблемы скифской археологии. М., 1971, с. 140.

43. Д а ш е в с к а я, О. Д. Лепная керамика Неаполя Скифского. — МИА, 64, 1958, с. 258; В я з ь м i т i н а, М. 1. Золота Балка. Киiв, 1962, с. 126, рис. 64; В ы с о т с к а я, Т. Н. Неаполь — столица государства поздних скифов. Киев, 1979, 109— 110, рис. 41.

44. Т а м  же, 114—115, рис. 49, 50 (21).

45. Т а м  же, 117—120, рис. 52.

46. Т а м  же, с. 114, 157—160, рис. 73.

47. П о г р е б о в а, Н. Н. Цит. соч., 230—232, рис. 49; В я з м i т i н а, М. I. Цит. соч., с. 28, рис, 6/2, 5, с. 29, рис. 86/1, 3, с. 39, рис. 16/9, с. 45, рис. 21/7, с. 79, рис. 44/2, с. 82, рис. 46/1, 4, с. 86, рис. 48/1, с. 88, 208—213, рис. 86, с. 224, 231; В я з ь м и т и н а, М. И. Цит. соч., 129—132, рис. 6, 7.

48. В ы с о т с к а я, Т. Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. Киев, 1972, с. 58, срв. похожий 40—41.

49. В ы с о т с к а я, Т. Н. Скифские городища. Симферополь, 1975, 59—61.

50. В ы с о т с к а я, Т. Н. Неаполь. ... с. 163; См. также М е л ю к о в а, А. И. Скифия. . . , 85—86.

51. В ы с о т с к а я, Т. Н. Неаполь. . . , с. 119.